Однако, какие бы не были причины невнимания властей, приезжие могли этому только радоваться. Как и тому, что идти от вокзала до аптеки было совсем и недалеко, потому что свои кофры они не доверили никому.
Встретивший гостей аптекарь посмотрел на то, как они аккуратно ставят свой багаж и, поздоровавшись, спросил с тревогой в голосе.
— Вы привезли… динамит?
— Больше полутора пудов, — с гордостью заметил гость, внешне очень похожий на хозяина.
— Таки прямо в кофрах? — на лице фон Швейцера отразилась вся тысячелетняя скорбь его рассеянного по миру народа. — А если…
— Да, в кофрах, — вступил в разговор второй гость. — Если даже взорвет — не услышим и не поймем: нас с вами разорвет первых.
Хозяин, ничего больше не сказав, только покачал головой. И пригласил гостей в дом.
— Семья в Финляндии, на даче, — пояснил он, — поэтому можем разговаривать и действовать свободно. Итак…
Гости, представились наконец своими истинными именами фамилиями — Опанас Моисеенко и Ян Швейцер. Как оказалось, получив сведения о том, что царь проживает в Царском, причем пренебрегает охраной, петербургское отделение боевой организации решило провести акцию.
— Хм… Таки самостоятельно или с разрешения руководства? — удивился аптекарь.
— Нет времени, чтобы связываться с заграницей. Да и опасно — вдруг гонца перехватят жандармы или «лазоревые мундиры». — ответил подлинный Швейцер.
— А если, вейз мир, неудача? — спросил альтернативный Швейцер.
— Ну, а если неудача? Знаешь что? По-моему, тогда по-японски… — на этот раз ответил Моисеенко.
— Что по-японски? — удивился хозяин.
— Японцы на войне не сдавались…
— Ну?
— Они делали себе харакири, — и Опанас показал жестом, как он это себе представляет. Аптекарь, слегка побледнев лицом, сменил тему и предложил пройти в комнату, в которой «родственники» будут жить.
— Устраивайтесь, — комната на мансардном этаже, весьма уютная и обставленная простой, но новой мебелью, заинтересовала гостей только одним. Оба сразу подошли к окну, выглянули и тут же с разочарованным видом повернулись к хозяину дома.
— Но отсюда же ничего не видно, — отметил Швейцер.
— А и не надо, — улыбнулся хозяин. — Окно в торце мансарды расположено точно над перекрестком. Оно еще и сделано так, что можно быстро распахнуть, — заметив непонимающий взгляд гостей, аптекарь пояснил, — при проезде царской кареты окна открывать запрещено. Впереди обычно скачут два жандарма, которые за этим следят. А вы… мы, успеем открыть окно сразу перед появлением кареты внизу.
Ян Швейцер удовлетворенно кивнул и предложил, отложив все обсуждения на завтра, сегодня отдохнуть.
— Хорошо, — любезно согласился хозяин. — У нас как раз есть примерно два дня — послезавтра царь и царица должны проехать на вокзал. Мне сообщил об этом дворцовый служитель, поэтому сведения точные…, — хозяин откланялся, оставив гостей отдыхать и обдумывать полученные известия.
Вечером, перед сном, Ян задумчиво заметил.
— Вместе с царем и царицу убивать придется. Неудобно как-то…
— Чевой-то? — удивился Опанас.
— Женщина все-таки.
— Не был ты, Ян в деревне. Когда позатот год голод настал и соседняя деревня с голодухи бунтовать начала — казаки всех били, не разбирая, где мужики, где бабы… а ты — женщи-и-на… Она небось вместе с царем тех казаков направляла.
— А тут ты прав, Опанас. Это я так, думы разные. Рука не дрогнет?
— У меня на кровопивцев злость такая, что и на дочерей царских не дрогнет. Ты своих дитенков с голода померших не хоронил, — зло ответил Моисеенко. На чем дискуссия и завершилась. На следующий день, готовя бомбы и протягивая сигнализацию из спальни хозяина на мансарду никто и не вспоминал об этом споре.
Еще через день карета в сопровождении конного эскорта проехала по улице и, свернув на повороте, оказалась точно под окном мансарды.
И вниз полетели три коробки, с почти пудом динамита. Первая взорвалась прямо перед лошадьми, вторая — на крыше кареты и еще одна — на подножке. Потом рвануло в аптеке. Здание загорелось…
У боевиков был хороший шанс скрыться, если бы не уцелевший офицер конвоя. Прошедший Маньчжурию капитан, попавший в конвой «за отличие» по решению государя, соображал на поле боя едва ли не быстрее, чем в мирное время. Даже несмотря на контузию после взрыва. И потому выскочившая из черного хода тройка эсеров наткнулась на тройку скачущих им навстречу конвойцев. Короткая перестрелка закономерно закончилась в пользу бойцов. Двое — аптекарь и Швейцер были подстрелены быстрее, чем успели даже вытащить свои браунинги. Моисеенко успел выстрелить два раза и подранить капитана, но тут же понял, что уйти не удастся и застрелился. Тяжело раненый Швейцер скончался через полчаса. А Шмургенсон выжил и, после лечения, длительных допросов и суда, был повешен в Петропавловской крепости, на том самом знаменитом равелине.
Германская империя. Потсдам, Китайский павильон. Февраль 1905 г.
Погода, как часто бывает в феврале, не радовала. Но кайзер упрямо отправился гулять. Однако прошелся по аллеям парка Сан-Суси совсем недолго и тут же свернул на аллею, ведущую к Китайскому павильону. В котором его уже ждала пара доверенных слуг, горячий грог и, у входа, адмирал Тирпиц.
— А, Альфред, ты уже здесь, — обрадовался Вильгельм. — Проходи, выпьем грогу. Или ты предпочитаешь чай по-адмиральски? — пока слуги разливали грог и чай с ямайским ромом, кайзер успел пожаловаться на погоду, прошелся по новой русской моде ходить без бороды и с маленькими усиками, рассказал очередной театральный анекдот. Наконец, отогревшись напитками и отпустив слуг, он замолчал, давая возможность высказаться своему статс-секретарю по морским делам.
— Ваше Величество, разведка наконец-то установила, что только заложившие своего восьмипушечного монстра русские не одиноки. Пока они закладывают и строят, англичане уже почти готовы спустить на воду свой суперброненосец такого же типа. Причем с десятью двенадцатидюймовками. И, по некоторым сведениям, заложили еще четыре подобных. Кроме того, установлено, что кроме двух больших крейсеров для доминионов решено заложить еще не менее четырех таких же для флота метрополии. А они, как вы помните, Ваше Величество, будут нести десять двадцатитрехсантиметровых орудий и мощную, как у броненосцев, защиту. Наши большие крейсера, оснащенные двадцатиодносантиметровыми пушками, будут уступать даже им, если даже не учитывать крейсера новых русских проектах с двадцатипятисантиметровыми орудиями, — о том, что сведения о планах англичан получены с помощью русской разведки, гросс-адмирал предпочел не упоминать. Как разговаривать со своим кайзером, он знал отлично и вовсе не собирался отвлекать его на такую маленькую подробность, способную расстроить Его Величество. — Полагаю, что приостановить постройку броненосцев типа «Дойчланд» мы уже не успеем, поэтому будем их достраивать. С крейсерами проще — два последних корабля типа «Шарнхорст», который, как вы помните, Ваше Величество, мы планировали построить в количестве четырех единиц, еще не заложены. Можно будет дать команду на перепроектирование увеличенных кораблей с двадцатичетырехсантиметровой артиллерией.
— Придется опять уговаривать рейхстаг внести изменения в кораблестроительную программу, — император, разволновавшись, встал и заходил по павильону. — Коварный Альбион. Проклятый дядя Берти. Он — сатана, ты не можешь себе представить, Альфред, какой он сатана!
Остановившись у редкой китайской вазы и разглядывая ее так, словно видел в первый раз, Вильгельм слегка успокоился и продолжил.
— Я всегда хотел достичь взаимопонимания с Англией. Наша скоординированная политика привела бы к тому, что ни одна мышь в Европе и пискнуть бы не смела без нашего взаимного разрешения. Но они считают себя единственной силой и фактически не хотят признавать нас великой державой. Поэтому нам нужен союз с Россией, как бы ты, Альфред, не опасался, что он приведет к войне с Британией. Бернгстоф[2] прислал мне депешу о настроениях в Лондоне. Он пишет: «Если морская программа будет продолжаться, никто не сможет отрицать того, что рано или поздно дело кончится войной». То есть Эдуард и его окружение считают нас главными противниками. Даже главнее разбивших их азиатских сателлитов русских. А заявление второго лорда адмиралтейства? Что он посмел сказать в открытую? Ты читал?